Завещание - Страница 43

“Не думай о Рождестве, о доме, о детях, о поруганном прошлом и забудь о своих дурных привычках”, – приказал себе Нейт. Срыв не состоялся. Это судно стало его клиникой.

Жеви – его врачом. Уэлли – нянькой. В Пантанале он завяжет и больше никогда не будет пить.

Сколько же можно врать самому себе?!

Действие аспирина, который дал ему Жеви, закончилось, голова опять начала болеть. Нейт провалился в забытье и очнулся, лишь когда появился Уэлли с бутылкой воды и миской риса. О'Рейли ел рис ложкой, но руки у него так дрожали, что рис просыпался на рубашку и в гамак. Он был теплым и соленым. Нейт съел все до последней крупинки.

– Маис? – спросил Уэлли.

Нейт отрицательно покачал головой – больше не надо – и отпил воды. Потом он снова откинулся на спину и попытался заснуть.

Глава 17

После нескольких фальстартов нарушение суточного ритма, вызванное долгим перелетом, усталость и последствия выпитой водки все же сделали свое дело. Помог и рис. Нейт впал в тяжелый глубокий сон. Уэлли наведывался к нему каждый час.

– Храпит, – докладывал он Жеви, стоявшему на мостике.

Нейт спал без сновидений часа четыре, пока “Санта-Лаура” продвигалась на север, преодолевая встречный ветер и течение. Проснувшись, Нейт снова услышал размеренный стук мотора, но ему показалось, что судно стоит на месте. Он осторожно приподнялся в гамаке и, повернув голову, стал вглядываться в берег, желая убедиться, что они действительно плывут. Растительность вдоль реки была густой, а сама река – необитаемой. Позади судна пенилась струя. Задержав взгляд на одном дереве, Нейт понял наконец, что оно движется относительно судна и, следовательно, они плывут. Куда-то. Но очень медленно. Река поднялась из-за дождей, плыть по ней стало легче, но скорость движения против течения не увеличилась.

Тошнота и головная боль прекратились, однако шевелиться Нейт все еще старался осторожно. Он предпринял отважную попытку выбраться из гамака, прежде всего потому, что необходимо было облегчиться. Ему довольно быстро удалось поставить ноги на палубу, но после этого он вынужден был дать себе немного отдохнуть. И в этот момент тихо, словно мышка, появился лучезарно улыбающийся Уэлли с маленькой чашечкой кофе.

Нейт принял у него горячую чашку, погрел о нее руки, потом сделал глоток. Никогда не ощущал он запаха приятнее.

– Обригадо, спасибо, – сказал он.

– Сим, не за что, – ответил Уэлли с еще более лучезарной улыбкой.

Попивая чудесный напиток, Нейт старался не смотреть на Уэлли. Парнишка был одет в обычное для здешних матросов рванье: старые спортивные шорты, видавшую виды майку, дешевые резиновые сандалии, защищавшие его загрубевшие мозолистые ступни. Так же, как у Жеви, Валдира и прочих бразильцев, которых Нейту довелось видеть, у него были черные волосы, темные глаза и коричневатая кожа – светлее, чем у одних, темнее, чем у других, но имевшая собственный неповторимый оттенок.

“Я жив и трезв, – подумал Нейт, приканчивая кофе. – Еще раз заглянул в преисподнюю, увидел собственное мутное отражение в ее кривом зеркале, поздоровался со смертью и вот опять – сижу, дышу, я выжил, я спасся из ада. Дважды за последние три дня я прощался с жизнью, но, видно, время мое еще не пришло”.

– Маис? Еще? – спросил Уэлли, кивком указывая на пустую чашку.

– Сим, да, – ответил Нейт, протягивая ему чашку. Два шага – и мальчик скрылся из виду.

После авиакатастрофы и выпитой водки тело Нейта было словно сведено судорогой, но он заставил себя встать и без посторонней помощи постоять на палубе, правда, слегка согнув ноги в коленях и пошатываясь. Но ведь он мог уже стоять – одно это дорогого стоило. Выздоровление означало теперь лишь серию маленьких шажков, скромных побед.

Если выстраивать их последовательно, упорно, без заминок и провалов, непременно поправишься. Никаких лекарств – только здоровый образ жизни и очищение организма. А еще празднование каждой маленькой победы. Эту задачку он уже решал много раз.

В этот момент плоское дно судна наткнулось на мель, протащилось по ней, и корабль резко мотнуло в сторону.

Нейт повалился обратно в гамак, но не удержался в нем и упал на палубу. Он больно треснулся головой о деревянный настил. С трудом снова поднявшись на ноги, Нейт одной рукой ухватился за перила, другой потер ушибленную голову. Крови не было, только небольшая шишка – еще одно незначительное повреждение его многострадального организма. Зато удар окончательно привел его в чувство, и когда зрение прояснилось, он, продолжая держаться за перила, медленно пошел на крохотный скрипучий мостик, где, положив одну руку на штурвал, сидел на высоком табурете Жеви.

Характерная мимолетная бразильская улыбка – и вопрос:

– Как себя чувствуете?

– Намного лучше, – почти смущенно ответил Нейт.

Смущение было чувством, которое Нейт напрочь отбросил Много лет назад. Алкоголики, наркоманы стыда не ведают.

Они так часто бесчестят себя, что вырабатывают своего рода иммунитет против смущения.

Уэлли, балансируя, поднялся на мостик, в обеих руках держа по чашке кофе. Одну вручил Нейту, другую – Жеви, после чего уселся на узенькой скамеечке возле капитана.

Солнце начинало садиться за дальние горы на боливийском берегу. Воздух стал прохладнее и легче. Жеви нащупал майку, лежавшую на скамейке, и надел ее. Нейт опасался шторма, но река была неширокой – в случае чего они смогут пришвартовать проклятое суденышко и привязать его к дереву.

На берегу показался маленький домик, первое человеческое жилье, которое Нейт увидел после Корумбы. Там виднелись признаки жизни: лошадь, корова, каноэ, вытащенное на берег. Мужчина в соломенной шляпе, истинный пантанейро, выйдя на крыльцо, помахал им рукой.